Завернул я самокрутку как-то в зимний выходной
И пошел с ружьем на утку, ну а дочь взял «подсадной».
Снег прошел. Бело. Сугробы. Лыжи тонут – целина…
Нараспашку наши шубы, пьян я, друже, без вина!
Дочка-школьница, ребенок, от земли-то – два вершка,
Позади, как тот утенок, где я шаг, там – три шажка.
Пять км в снегах – немало, жду, что вот и запищит,
Раскраснелась, приотстала, но по-прежнему трещит.
Как Кудрявцев ежедневно на уроках скалится,
А Тамара Алексевна с непутевым мается
До таблеток и до слез…
Слушаю, шагаю, а потом у двух берез отдых предлагаю.
Костерочек на снегу, изморозь густая,
А в заснеженном стогу – ботаника Алтая.
Подхожу и не спеша тяну «косу» из плена,
Как свежо, как хорошо разнотравья сено!
Вижу: вовремя убрато, по-хозяйски сложено
И любовно, словно хата, покрыто и ухожено.
Тут костер и малочай, клеверок с душичкой,
Одуванчик, иван-чай, веточка с клубничкой,
Тут ромашка, лебеда, листики с осинок –
Разбираю без труда весь набор травинок.
Подношу Иринке: «Доча, присмотрись,
Это не с картинки, ты попробуй, разберись».
С замедлением, не вдруг, будто бы в забвенье,
Дочь берет пучок из рук – нюхает растения…
А потом как закричит: « Папа, пахнет летом!»
Папка вздрогнул и молчит, удивлен ответом.
Не у Бога ль я в долгу, немало был наслышан,
Не хватало мне в пургу в саду отведать вишен…
Заглянул в глазенки – тени от ресничек,
А в словах девчонки слышу говор птичек,
То кузнечики стрекочут, то соловушкой поёт,
Лишь тебе и между строчек: вот вспорхнет и ввысь уйдет!
До того похожи звуки, звон многоголосый…
Луг косою мои руки делят на прокосы…
Потянулся я невольно за пучком-букетом
И втянул непроизвольно в ноздри лето это.
С той поры ее урок помню, как и в поле,
Слышу детский тот звонок в нашей с нею школе.
